— Садись ко мне, подвезу, — наконец обрёл дар речи Небензя.
— Вот за это спасибо, друг! — обрадовался Сергей и, собрав все силы, взгромоздился на лошадь за спиной у Небензи.
А тот, хмурый и бледный, не похожий сам на себя, только молча вздохнул.
Ночь не прошла для него даром. За всё это время он не посмел сказать пленнице даже слова, хотя она не упрекала его и взглядом. Это поражало его, почему-то причиняя острую боль, — и чем дальше, тем больше. Он старался не думать о маленькой пленнице, но тогда вспоминалось другое, ранившее не меньше, — и он проехал весь долгий путь, видя перед собой не лес и покрытые туманом поля, а немую, непереносимую боль на лице потрясённой Верны… И даже во сне он видел всё то же: то тихий и ясный взгляд синих, полных нездешнего света девичьих глаз, в которых не было ни зла, ни упрёка, то старческое побелевшее от горя лицо…
Утром пристав, отломив Асе кусок пирога, с грубоватой лаской сказал:
— Полакомись, девочка, радуйся и тому, что есть… пока можно… — и, нахмурясь, отвёл от неё глаза.
А она, принимая пирог, с робкой надеждой попросила его:
— Пожалуйста, отпустите меня! Я ничего плохого не сделала!
— И рад бы, — угрюмо признался пристав, — да не могу. Служба, будь она проклята!..
Бедный Небензя понял, что тот знает то, что скрыли от него самого, знает нечто страшное, но и теперь не отважился спросить напрямую, что собираются сделать с Асей. Тем более, что пленница была тут же, рядом, а ей лучше было ничего об этом не знать. Но оттого, что близкую участь Аси все обходили молчанием, ему делалось только хуже…
Вот так и случилось, что, когда он вновь повстречал Сергея, Небензя почти не мог обманывать самого себя надеждой на доброту звездочёта и милость Инфиды, и мысль о том, в какую беду он вовлёк эту кроткую девочку, стала подобна пытке.
Поэтому, когда друг, устроившись за его спиной, шепнул:
— Не рассказывай Маландрину, что я убегал, хорошо? Мне обязательно нужно в башню! — он обрадовался, что хоть чем-то может помочь, и тихо ответил, повернув к нему голову:
— Не расскажу, не думай.
Сергей молча пожал плечо вновь обретённого друга.
Когда впереди показался чёрный трезубец башни, мальчики спешились и Небензя нарочито громко, чтобы услышал пристав, сказал:
— Я провожу господина пристава, а ты иди обиходь коня.
Сергей взял коня под уздцы и мгновенно исчез за деревьями, окружавшими башню. Пристав ничего не заподозрил. Небензя, торопясь, обогнал его лошадь и побежал вперёд, чтобы предупредить звездочёта. Тот уже спускался по лестнице.
— Я знал, что два коня пересекли границы моих владений, — тщеславно воскликнул он. — Вы привезли девчонку?!
— Да, учитель, — Небензя встал между ним и дверью. Он должен был сейчас же узнать ответ на свой страшный вопрос. — Куда её вести? Что её ждёт?
Маландрин посмотрел на него сверху вниз с одобрительной, ледяной усмешкой:
— Это тебя так волнует? Молодец, ты ревностно служишь Инфиде! Не бойся, она понесёт ту кару, которую заслужила. Преступницу ждёт ущелье. Нынче же ночью мы принесём негодяйку в жертву Прилетающей со звезды. А пока я запру её в левой башне.
Небензя окаменел.
А звездочёт спокойно прошёл мимо него, с крыльца поманил к себе пристава, который как раз снимал Асю с седла, и величественно удалился обратно в башню.
Пристав вошёл, держа Асю за плечи, неумолимо ведя её вперёд, следом за колдуном. Она была очень бледна, и в огромных синих её глазах трепетал испуг.
Но было в них и что-то ещё, что-то, заставившее Небензю вспомнить, каким светлым, дивным было её лицо, когда она перед чёрным костром говорила о Боге… Он знал, что никогда не забудет того чудесного света, что изнутри осветил её в этот миг, — точно так, как яркое пламя освещает драгоценный светильник.
Ася давно уже скрылась в сумрачной глубине башни Углынь, а ученик звездочёта всё стоял в сенях, глядя ей вслед. И не замечал, что плачет.
Как только пристав уехал, Сергей подкрался к крыльцу и осторожно толкнул окованную железом дверь. Она подалась. Но знакомый сумрак сеней таил угрозу. Мальчик медленно, широко перекрестился, вошёл в полутёмные сени и настороженно огляделся, прислушиваясь. Придверник не подавал признаков жизни. Сергей затворил тяжёлую дверь, снова перекрестился, отчаянно молясь про себя, и, как можно тише ступая, побежал на кухню, а оттуда — в каморку.
Небензя сидел на своей лежанке, упираясь локтями в колени и обхватив руками рыжую, горько склонённую голову. Услышав шаги, он вздрогнул и вскинулся, но, увидев друга, выдохнул с изумлённым облегчением:
— Ты?!.. Как ты вошёл?!
— Вошёл и слава Богу, — отмахнулся Сергей, все мысли которого снова вернулись к Асе. — Давай думать, что будем делать!
— Нет, скажи, — вскочил ученик звездочёта, — ты опять победил придверника?! Признайся… может, ты — чародей?!
— Ну ты скажешь, — засмеялся Сергей. — Нет, конечно, просто у меня есть против него заветное слово и знамение… Изображаю рукой крест, вот такой, как у меня на груди, и читаю молитву. У креста есть великая сила, он — знамение победы. Так я прошу помощи у Бога. Ведь Бог может всё. Он всесилен.
— Сильнее всех? — недоверчиво протянул ученик звездочёта. — А почему же Он тогда допустил, чтобы мы забыли о Нём? И начали поклоняться Прилетающей со звезды?
Сергей подумал немного и объяснил:
— Видишь ли… Он никого не заставляет. Вы сами обратились к ней. Это был ваш выбор… А Он не принуждает, Ему нужна не жертва, а любовь. Любовь может быть только добровольной, понимаешь? Иначе — это ведь уже не будет любовь.