Он вдруг понял, что из них троих колдунам удалось заморочить только его одного. Сначала это показалось ему случайностью. Потом он вспомнил, как Глеб заворожено шёл навстречу гизлу, пока Ася не окропила его святой водой. Может быть, именно поэтому Зите уже не удалось навести на аспиранта морок? — подумал Сергей, и сейчас же понял, что так оно и было. Благодать защитила Глеба. И Асю? Сергей даже фыркнул, горько смеясь над собой. Конечно, благодать защищала Асю, ведь она не удаляется от Бога! Она причащалась всего несколько дней назад, строго соблюдает пост, не смотря на труды пути и соблазны, молится всей душой, не так, как он! Она живёт по-настоящему! А он, Сергей, сколько раз он за эти дни променял Бога на вкусный кусок, на сладкий сон?! Он хоть чем-нибудь поступился, чтобы доказать свою преданность Ему? Лицемер, обжора и лежебока! Да он подчинил себя неправде задолго до того, как это сделала Зита! Мальчик давно уже смотрел во тьму расширенными глазами, увидевшими столько, сколько он не увидел бы при свете даже самого яркого дня.
— Это я виноват во всём! — в ужасе прошептал Сергей. — И ведь Ася предупреждала меня, уговаривала… А я не поверил, что не готов, самонадеянный дурак! И вот… сижу здесь, как наживка… для поимки моих друзей… Эшу нужны любящие сердца для жертв! — он содрогнулся. — Если все мы погибнем, в этом будет только моя вина! Что я наделал!
Он схватился руками за голову и начал раскачиваться из стороны в сторону… Однако не такой был у Сергея характер, чтобы предаваться отчаянию. Он должен был всё исправить! Но как?! Вылезти не получается. Кричать — бессмысленно и даже опасно, неизвестно, кто услышит… Только одна надежда оставалась ему: на Того, Кто может помочь всегда. На Бога. Но он был перед Ним так виноват!
«Что я натворил! — Сергею казалось, что мысли его громче крика. Он встал на колени, едва смея молиться от чувства вины. — Господи! Прости меня! Я кругом виноват, но Ты — прости меня, помоги! Ведь все погибнут! Господи… помилуй!» — из глубины души выговорил он самое главное слово.
Он вспомнил, как однажды ему помогла молитва, и стал вспоминать стихи из псалмов, которым его тогда научила Ася. Иные из них потрясли его тем, что в них говорилось как будто прямо о нём, точно до единого слова, и как же легко оказалось молиться ими! И он стал повторять, словно протягивая цепочку слов между собою и Тем, на Кого теперь была единственная надежда:
— Господи!.. Вонми молению моему, яко смирихся зело, избави мя от гонящих мя, яко укрепишася паче мене. Изведи из темницы душу мою, исповедатися имени Твоему! Скоро услыши мя, Господи, исчезе дух мой, не отврати лица Твоего от мене, и уподоблюся низходящим в ров. Слышану сотвори мне заутра милость Твою, яко на Тя уповах… Изми мя от враг моих, Господи, к Тебе прибегох!
И, странно, хотя его окружала всё та же тьма, она стала как будто светлее, не враждебной, а мягкой и утешающей, — словно кто-то ответил ему на его молитву и беззвучно, но явно его известил, что молитва его услышана, раскаяние принято, и помощь придёт. Сергей вздохнул успокоенно и облегченно и медленно поднялся с колен. Только теперь он узнал, что такое подлинная молитва, узнал, как близко подходит Бог к тому, кто кается от души, — и прошептал от избытка счастья:
— Слава Богу!
Всего какой-нибудь час назад не было на свете существа несчастнее его, — а теперь, — вот, он сидит всё в той же яме, и тихо улыбается в темноте, — совсем другой человек… Он ещё удивлялся этой поразительной перемене в самом себе, когда наверху послышались голоса, и красноватый свет осветил верхнюю часть колодца.
— Господин, зачем мы идём сюда, в это страшное место? — услышал Сергей юношеский ломающийся голос.
— Мне вдруг сделалось так тревожно, дитя моё… — ответил ему другой, старчески-глухой, — отчего-то мне вдруг показалось, что я чем-то могу помочь моей Зелерине, если не буду медлить… Что-то торопит, подгоняет меня… Вспомнился мне отчего-то мой брат-бунтовщик, которого я велел уморить в этом колодце, хотя он так просил помиловать его… И потом, после этого начались все мои беды! Я был жесток, и судьба стала жестока ко мне. О, как отомщён мой брат! Сейчас я подумал: может быть, если я попрошу прощения у духа его — здесь, где он умер, — может быть, и судьба смилуется надо мной?! Брат, прости меня! О, как я раскаиваюсь!
И тут Сергей сделал то, что едва не погубило и князя и его самого. Как раз в тот момент, когда старик, облокотясь о каменный борт колодца, наклонился над его затхлым тёмным зевом, оттуда донёсся тихий, но усиленный эхом, и оттого невыразимо страшный шёпот:
— Бог простит!
Старый князь задрожал, как лист, но устоял на ногах и спросил рвущимся голосом:
— А ты… ты, брате… простишь меня?!
Сергей, наконец, осознал, какое впечатление произвел на князя порыв его сострадания, и он торопливо успокоил бедного старца:
— Простите меня, господин! Я вовсе не брат ваш, моё имя Сергей, и меня бросили сюда сегодня ночью! И больше здесь нет никого! Помогите мне!
— Кто бы ты ни был, пусть даже преступник, — медленно произнёс Мелхидор, — я помогу тебе и выслушаю тебя. И судить буду милостиво. Ибо сердце мне говорит, что за ночью гнева для нас наступает день милосердия, день прощения старых долгов! Мальчик! Подай вон ту верёвочную лестницу!..
Эш, сверкая алмазом на рогатом колпаке, грозно смотрел со своего возвышения на толпу.
— Боги прогневались! — выкрикнул он. — Кто-то из вас, — он резко выбросил руку впёрёд, — скрывает преступников! Тех, кто оскорбил богов! Неисчислимые несчастья падут на головы всех, если злодеи не будут сейчас же найдены и наказаны!..