Каждый вечер после работы жители города стали собираться за городской стеной на представление. Некоторые даже бросали работу посередине дня. В городе только и разговоров было, что о дрессированном драконе и ловких циркачах. А храм пустел. Беда наступала. Она разразилась в первый день следующей недели. Как всегда, ранним утром пришёл я в храм — и увидел, что он совершенно пуст! Они забыли, что наступил День благодарности! В гневе я бросился за городскую стену, уговаривал, убеждал, даже кричал, — но меня едва ли и слушали. «Мы придём, как только закончится представление, ничего не случилось страшного», — отвечали мне, не отрывая глаз от летающих в небе горящих шаров.
Я решил вернуться и молиться один, и почти побежал назад. Однако, когда я проходил мимо темничной башни, странные резкие голоса заставили меня задержаться. Дверь в башню была открыта, и никто её не охранял. Я вступил под тёмные своды и прислушался. Голоса раздавались из подземелья, из провала замшелой лестницы, усиленные эхом древних каменных арок.
— Скорее, скорее! — кричал кто-то внизу, и необъяснимый ужас пронизал меня от звука этого нечеловеческого голоса. — Давайте сюда это вино! Это не то, что лень и беспечность, что вы приносили мне раньше! Я чувствую запах неблагодарности и предательства! Это вино вернёт мне силы, и я порву, наконец, мои цепи!
— Пожалуйте, господин, — отвечали визгливые голоса, от которых мороз прошёл у меня по спине, — вот целый кубок самых свежих грехов!
Несколько мгновений спустя внизу раздался грохот падающих оков, и по ступеням что-то застучало и зашелестело. Я отшатнулся в нишу под лестницей, и вовремя — мимо меня вихрем смердящего мрака пронесся Эдакс, а следом за ним — два «циркача». Едва владея собственными ногами, я добрался до двери и посмотрел им вслед. Они удалялись по направлению к храму. При этом один из слуг на ходу сбросил маску и стянул с головы облегающий капюшон. Я оцепенел: он был невидим! Там, где должна была быть голова, зияла кривая пустота. Да, кривая: сквозь этих тварей можно видеть, как сквозь кривое стекло, всё искажается и смещается. Я стоял, прижавшись к холодному камню башни, и смотрел, как по солнечной улице идёт безголовая фигура. Это были гизлы, нечисть, ненавидящая всё живое, и они освободили Эдакса! Я понял, что зло захватывало город.
«О, Игнис! — взмолился я. — Помоги!» И Игнис предстал передо мной. Впервые в своей жизни я увидел его! Сияние его высокой крылатой фигуры было ярче солнца, и я, не в силах смотреть на него, упал на колени.
— Священный огонь угас, — услышал я его сладостный, но исполненный скорби голос, — потому что мой храм и город погрузились во тьму. Во тьму неблагодарности. Народ отвернулся от меня, и я теперь не властен остаться здесь. Мы, Силы Света, не заставляем — и я не могу помочь твоим людям, потому что они не просят меня об этом. Тебе, просившему, я дарю защиту от гизлов, — моего плеча коснулся его сверкающий меч, и я почувствовал, как силы вернулись ко мне, а ужас прошёл. Игнис скорбно добавил: — Помни, что покаяние исцеляет всё, и что в мире людей есть вещи, которые могут сделать одни лишь люди — и никто, кроме них. Вот, ты знаешь, хранитель, как вернуть огонь в опустевший храм и радость в сердца.
И он исчез. А я бросился в храм. Но и тут я опоздал! Я только успел увидеть, как из дверей чёрным смерчем вылетел Эдакс, держа перед собой, точно трофей, священный Цветок! Хорошо, что я знал, что Эдакс пришёл в опустевший храм и не застал живого огня в Цветке, а то бы, наверно, я умер на месте!
С тех пор город стекольщиков стал таким, каким его увидели вы. Радость оставила нас. Здесь хозяйничают гизлы. Они внушают людям чувства безнадёжности и тоски — и собирают, как урожай, уныние и отчаяние человеческих душ. Они упиваются им, как вином! И постоянно, послушные своему властелину, они носят это чудовищное «вино» ему, в чёрный замок Тенебру, и злодей становится всё сильнее, а бедные люди — всё несчастнее и слабее… И я бессилен… Нет, я не бездействовал. Я беседовал с каждым и убеждал, что избавление от беды возможно и близко, надо только признаться в своей вине и призвать на помощь Огненный Пламень, милосердного Игниса. Я ходил из дома в дом, умоляя, требуя, ободряя, — но гизлы тоже ходят везде и внушают, что Игнис не возвратится в храм, из которого украдена Рубиновая Лампада. И они верят внушениям гизлов! Они думают, что это их собственные мысли! И живут во тьме безнадёжности и отчаяния, а тем только того и надо!.. У меня осталась только одна надежда: что кто-нибудь сможет вернуть Цветок. Я стар и немощен, и не выдержу тягот пути. Но вы могли бы это сделать. Гизлы не властны над тем, у кого чистая совесть. И я вижу, что они даже не приближаются к вам. Вы можете нам помочь, а если вернётся Игнис, он поможет вам. Решайтесь.
Дети переглянулись. Ася опустила глаза, стараясь скрыть почти панический страх. Отправиться прямо в лапы к какому-то Кощею!
— Мы согласны, — неожиданно заявил Сергей. — Скажите, куда нам нужно идти.
— Я нарисую вам карту. И дам припасов в дорогу. Завтра утром вы можете выйти. А сегодня отдохните здесь у меня, я вижу, как вы устали.
И Мэджер провёл их наверх, в маленькую комнатку с покатым потолком, где только и было, что два узких дивана и круглый низенький столик. Впрочем, им ведь больше ничего и не было нужно.
— Неужели ты не боишься Эдакса и гизлов? — спросила Ася, когда они с Сергеем остались одни. — Я, конечно, не знаю, кто они, но, похоже, что это действительно какая-то нечисть! А ты так легко согласился!