— И поделом бы мне, ведь я во всю-то дорогу даже не вспомнил о Боге, ни словечка молитвы не произнёс! Болтун я и пустозвон. Но помиловал меня Бог, — улыбнулся он Сергею и Асе, — верёвка, за которую я ухватился, не порвалась, и я по ней взобрался на Гордого стража. Здесь я нашёл сторожку, мешок старых-престарых, но всё же съедобных, сухарей и бочку для сбора дождевой воды. И уж теперь-то я старался молиться всё время, будьте уверены! И логи больше не приближались, вот как боятся они нашего Бога!
— И… тебе не было страшно? — дрогнувшим голосом спросила Ася.
— Ещё как было страшно-то! — заверил её Горкун. — Особенно попервой! «Аще не Господь помогл бы ми, вмале вселилася бо во ад душа моя!» Проклятые демоны роем вились! Но потом я увидел, что нечисть не смеет приблизиться, когда я молюсь, значит, Бог меня, грешника, не оставил. Ну, и постепенно поуспокоился… Тем паче, что вспомнил я обещание Глеба. Он ещё в свой первый приезд сказал, что вы ко мне тоже едете, только дальней дорогой, и во второй — подтвердил. Ну, я и не сомневался, что вы найдёте меня! Так что стал я жить-поживать, читать Слово Божие, молиться да вас дожидаться! Слава Благословенному, всё так и произошло, как я верил! — и Горкун с тихой ласковою улыбкой обнял детей.
— Слава Богу! — шепнула Ася ему в рукав.
А Сергей только вздохнул от восхищения перед великой верой Горкуна.
За разговором они дошли до Крутого Верха совсем незаметно.
В переходе, у самого выхода из Башни теней, ходил, словно мечущийся по клетке лев, взволнованный князь Олдан. Как только путники показались в арке, он бросился к ним и пристально, с болью и какою-то тайной мыслью, всмотрелся в лицо Горкуна. Тот поклонился ему и остановился в почтительном ожидании.
— Ты знаешь, что оказался на Гордом страже из-за колдовства? Знаешь, кто против тебя колдовал?
Горкун слегка нахмурился и кивнул:
— Догадываюсь, государь.
— Тогда скажи, почему ты не погиб, и не заснул? Какой такой силой ты противился ведьме? Ты знаешь заговор против её колдовства?
— Я не пользуюсь заговорами, государь, — очень серьёзно ответил Горкун. — Я не колдую, потому что это страшный грех — обращаться к нечистой силе. Это всё равно, что предать мою веру в Благословенного. Я молюсь только Ему. Это Он защитил меня от колдовства.
— Вот как? Ну, хорошо… — задумчиво кивнул Олдан, явно пытаясь понять то, о чём он раньше не думал. — Хорошо, пусть так… Главное, что тебе известна сила, которая защищает. Моя княгиня околдована тоже, и никто не может её по-настоящему разбудить. Пойдём: ты должен ей помочь, раз ты знаешь что-то, что сильнее этого колдовства. Вы, что вернули радость, пойдёмте с нами.
Горкун растерялся:
— Государь, я простой человек и не умею творить чудеса… Но раз ты велишь, я повинуюсь, пойдём, мы все помолимся о княгине… А что с ней? — тихо добавил он, на ходу повернувшись в Асе, когда все поспешили вслед за стремительно уходящим князем.
— Она спала, беспробудно, — прошептала она. — Потом мы ей дали воды из Лазурного озера, и она проснулась, но всё равно как будто спит наяву. Ей всё безразлично. Это Ядига её околдовала, Сергей случайно слышал сам, как она насылала на неё беса дрёму.
Горкун обернулся к Сергею и долго шептался о чём-то с ним. Наконец, они вошли в покои княгини.
Зелерина сидела в кресле возле покрытого синим бархатом пустого стола и глядела прямо перед собой невидящими глазами. Олдан с болью посмотрел на неё и требовательно — на Горкуна. Тот с состраданием окинул взглядом её безжизненную позу, нежное, прекрасное, равнодушное лицо. Потом вдруг нахмурился и спросил:
— Княже, на государыне что-то надето, что давала Ядига?
Олдан отрицательно покачал головой:
— Княгиня одета в свои одежды!
Однако купец настаивал:
— Государь, там, на горе, я день и ночь противостоял нападкам нечистой силы. Они нападали на меня всегда неожиданно, и со временем я научился чувствовать их приближение. Я не умею объяснить это словами, но я точно знаю, что на государыне есть что-то, посвящённое бесу.
— Наверное, это сонный оберег! — воскликнула Ася. — Вроде того, который был на Ивилике! — она повернулась князю: — Государь, это должен быть маленький мешочек на шнурке или цепочке!
Олдан стремительно шагнул к Зелерине, провёл пальцами по её нежной шее — и вытянул из-за ворота её платья бархатный чёрный мешочек на золотой цепочке. Гневным движением, торопясь снять оберег с жены, он разорвал цепочку и, держа его двумя пальцами, точно что-то до крайности омерзительное, поднял перед собой, не зная, что же с ним делать.
— Вели его сжечь за стенами замка, там, где отбросы, — посоветовал Горкун.
Когда оберег унесли, князь с надеждой всмотрелся в лицо жены, но оно было по-прежнему равнодушным. Он с отчаянием обернулся к Горкуну. Тот тихо ответил на его безмолвный вопрос:
— Господь сказал: просите, и дастся вам. Давайте попросим. Давайте все вместе помолимся о государыне, да подарит Господь ей милость и пробуждение многострадальной её душе!
Он опустился на колени и перекрестился. Ребята последовали его примеру. Олдан, точно сломившись, упал на колени и закрыл руками лицо… Долго никто не смел нарушить наступившую тишину. Потом купец тихо, растроганно произнёс:
— Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! — и снова перекрестился, сделал земной поклон и встал.
Сергей и Ася тоже поклонились и поднялись — и только теперь увидели, что Зелерина стала совсем другой. На нежных её щеках загорелся румянец, и она удивлённо оглядывалась вокруг блестящими, виноградно-зелёными, радостными глазами.