— Кто — они?! — холодея на тёплом солнце, спросила Ася.
Горкун засмеялся:
— А и кудесник, и боги! Да что там, скоро сами увидите их! А теперь разомните-ка косточки, детвора, что-то вы засиделись! — и он, придержав коня, свободной рукой столкнул их с облучка.
Делать нечего, пришлось отложить расспросы. К тому же трястись в телеге было не слишком приятно, и друзья с удовольствием зашагали возле неё по обочине. Потом они пропустили обе телеги вперёд и пошли следом за ними по упругим, немножко пыльным колеям нагретой солнцем дороги. Горкун ехал не торопясь, то ли берёг коней, то ли подгадывал так, чтобы в нужное время подъехать к месту намеченной стоянки.
— Не нравится мне всё это, — тихо сказал Сергей, убедившись, что впереди его не услышат, — что это за бред про являющихся богов?! И что там понадобилось Глебу?! — он хотел, было добавить: «А если он уже исчез, как другие?!», но покосился на девочку и удержался.
Между тем, Ася думала о том же.
— Ты не рассказывал Глебу про гизлов? — спросила она.
Сергей только головой покачал:
— В общих словах…
Не такие у них были отношения, ведь едва знакомому человеку такое не откроешь. Ася понимающе кивнула:
— Значит, он перед ними будет беззащитен, если это — гизлы. Но может быть, эти «боги» хорошие, то есть, я хочу сказать — ангелы. Как Игнис. На этой земле всё иначе, чем у нас…
— Хорошо бы так, — невольно вздохнул Сергей.
Однако ему в это трудно было поверить, ведь Глеб — не вернулся. И не вернулся из города, в котором исчезают люди! Мальчик снова взглянул на спутницу, бодро шагавшую рядом в своём странном наряде. Во что же это он её втянул?! Он уже жалел об этом. Надо было идти одному!
— Серёжа! — он поднял глаза и увидел обращённое к нему серьёзное озабоченное лицо Аси. Потом в её синих глазах вспыхнула улыбка и она сказала: — Что ты, молодец, не весел, что ты голову повесил?! Не тревожь себя раньше времени! Я думаю, надо просто постараться сделать всё, что будет зависеть от нас, а остальное возложить на Бога. И Он поможет. Ведь мы на доброе дело идём. Помнишь, как в прошлый раз, нам надо было только…
— Беречь совесть и не думать о суетном, — подхватил Сергей.
И они увлеклись воспоминаниями…
В полдень путешественники сделали привал в небольшой придорожной роще возле маленького весёлого родничка. Горкун велел Белушу задать корм коням, а Дружка, не отвязывая, хмуро покормил из собственных рук, никого к нему не подпустив. Дети от этого сразу притихли, им сделалось тревожно и страшно, хотя они не могли себе объяснить, отчего. Потом все поели, напились родниковой воды и даже немного поспали. Горкун был задумчив, и друзья не решились снова расспрашивать его, ведь у них ещё было время. Белуш после утренней сцены тоже явно старался поменьше говорить.
К вечеру их маленький караван въехал в красивый городок, утопающий в зелени яблоневых садов. Здесь, казалось, все знали Горкуна, все были его приятелями. Приветствия и вопросы сыпались на него со всех сторон. Хозяин постоялого двора встретил его с распростёртыми объятиями и, поручив своим слугам лошадей, собаку и обе телеги, сразу же провёл гостей в уютную чисто прибранную горницу с накрытым для ужина столом. И вскоре усталые путники уже спали крепким сном…
На рассвете Горкун растолкал невыспавшихся детей, снова озабоченный и деловитый. Однако теперь никто из них не пытался ни приласкать Дружка, ни задавать несвоевременных вопросов, и постепенно купец, как и накануне, просветлел и повеселел. Он оказался настоящим кладезем знаний, и мог без конца рассказывать истории городов и селений, через которые они проезжали. Всюду купца приветствовали с непритворным радушием, всюду его уже ждали стол и ночлег. В общем, путешествовать с ним было очень даже неплохо, если бы не странные перепады его настроения. Скоро друзья заметили, что Горкун разительно изменялся только в двух случаях: он задумывался и как будто смущался, когда заходила речь о Гиблой пади, и страшно раздражался, если кто-нибудь пытался приласкать Дружка, или даже просто приблизиться к нему. Детям, полюбившим весёлого пса, эта странность купца казалась вовсе непостижимой, и они никак не могли привыкнуть к ней. Так прошло шесть дней…
Наутро седьмого дня на горизонте показались голубые горы. Они медленно «подрастали» по мере того, как путники приближались к ним, и к вечеру их поросшие лесом громады закрыли едва ли не половину неба. Уже начинало темнеть, когда Горкун съехал с дороги и, взяв коня под уздцы, направил свою телегу прямо по целине к одному ему известной цели. Белуш старательно правил своим конём: он очень боялся угодить колесом в какую-нибудь яму. Дети шагали следом, стараясь запомнить путь. Телега купца въехала прямо в гущу высоких кустов, и их гибкие ветви сомкнулись за ней, словно зелёный занавес. Белуш, соскочив с облучка, заторопился следом, а за ним и Ася с Сергеем, разводя руками длинные ветки, так и норовившие ударить в лицо. К счастью, кустарник скоро кончился, и путешественники оказались на небольшой поляне перед отвесной, заросшей плющом, скалой. Горкун настороженно огляделся, прислушался. Ничего, кроме пения птиц и стрекотанья кузнечиков, не было слышно. Тогда он подошёл к скале и развел ветви плюща. За ними оказалась пещера.
— О! — в один голос восхищённо воскликнули его юные спутники.
Горкун, довольный эффектом, скомандовал:
— Дети, заносите туда корзины с провизией, собирайте хворост и разводите костёр, пока мы с Белушем обиходим коней! Живо, пока не стемнело!