Потерявшиеся в мирах - Страница 25

И закипела работа. Сергей и Ася взяли за обе ручки одну из корзин, сняли её с телеги и поспешили к таинственному тёмному зеву. Пещера оказалась не очень большой, со старым кострищем посередине и охапками сена у стен. В глубине её журчал ручеёк.

— Здорово! — воскликнул Сергей. — На этом сене будем спать. Вода свежая есть! Вторую корзину я сам принесу, иди за хворостом, а то и вправду стемнеет, ничего тогда не разглядим.

Так они и сделали. Ася прошла мимо уже освобождённых от упряжи, мирно щиплющих траву под охраной Дружка коней и углубилась в заросли кустов. Чего-чего, а бурелома здесь хватало. Костёр им был обеспечен.

Горкун оказался опытным поваром. В большом котелке он сварил, заправив маслом, такую рассыпчатую и ароматную пшённую кашу, и приготовил на сковородке, на жарких углях, такое рагу из тонких полосок вяленого мяса и овощей, что его юные спутники собрались вокруг дразнящего обоняние костра задолго до ужина. Наконец, он объявил:

— Едим по-походному, прямо из котелка! — и раздал каждому по большой оловянной ложке.

Друзья были так голодны, что чиниться никто не стал. Правда, Ася ограничила себя, ради Великого поста, одной кашей. Сергей, глотая слюнки, пробормотал:

— Для путешествующих поста нет, — и с молодым непобедимым аппетитом набросился на рагу.

— Девонька, а тебе — особое приглашение?! — почти возмущённо взглянул на неё Горкун.

— Спасибо… — она на мгновение растерялась, не зная, как ему объяснить про пост, но потом нашлась: — Я дала такое обещание моему Богу, чтобы Он нам помог… не есть мяса…

— А-а-а… — понимающе промычал с полным ртом купец. — Тогда понятно, — и ухмыльнулся: — Нам больше достанется!

К чаю, который заварили в большом медном чайнике, оказался целый мешок рассыпчатых сахарных сушек. Кружки у купца тоже были большие, толстые, уютные. Теперь уже никто не торопился, все блаженно сидели вокруг костра, прихлёбывая благоухающий чай.

Ася посмотрела на сытое, умиротворённое, довольное лицо купца и решила, что настало подходящее время для беседы.

— Могу себе представить, — осторожно приступила она к расспросам, — сколько вы всего видели в своей жизни, переезжая с места на место!

Она никак не могла привыкнуть обращаться к взрослым на «ты», как здесь было принято. Горкун обычно морщился от этого «вы», но сейчас даже и не заметил.

— Не можешь представить! — самодовольно откликнулся он. — Ведь я с молодых ногтей езжу по свету, сначала — с отцом, потом — сам по себе! Стоит только начать вспоминать — и конца не видать!

— Да разве на свете так уж много всего происходит?! — включился в «игру» Сергей. — Вот хоть эта дорога — ей, наверно, уж сотни лет, и она всё одна и та же?

— Э нет! — попался на его хитрость купец. — Не скажи! Эта-то как раз дорога стала совсем другой за какой-нибудь год! Ожили предания Туманного лога… не к ночи будь он помянут!.. Это раз! Прекрасная Зелерина исчезла, и Грозная падь сделалась Гиблой, я уж рассказывал вам, — это два!.. Забытые боги послали туда своего жреца и возвратились сами — это три…

Он явно хотел продолжать это не очень понятное, волнующее детей перечисление, но тут его перебил Белуш:

— Господин! Расскажи нам легенду о Зелерине, ты, верно, знаешь её лучше других!

— Знамо дело, лучше, я ведь в те самые дни торговал в Гиблой пади. И для меня это никакая и не легенда, а самая настоящая быль. Ну, слушайте… Случилось это в те дни, когда беды сыпались на Грозную падь, как осенью яблоки с яблони в урожайный год… — загадочным тоном выговорил Горкун и оглядел своих притихших слушателей.

Все трое, замерев с кружками чая и затаив дыхание, глядели на него поверх костра во все глаза. Огонь, в который недавно подбросили дров, выхватывал из темноты их юные лица, отражался мерцающим светом в расширенных от подступающей жути зрачках. Довольный вниманием, купец продолжал:

— Сначала выдался засушливый год, и земля не дала жителям Грозной пади и окрестных земель своих плодов. Вскоре в городе начался голод. В пищу пошло всё, что только можно было сварить и проглотить… Немногие продукты, которые редкие купцы довозили до них через другие голодающие города и деревни, стоили целое состояние, и хотя добрый князь Мелхидор не жалел для подданных своей казны и запасов, люди таяли на глазах… — Горкун сделал эпическую красноречивую паузу и горестным голосом продолжал: — Следом за этой бедой явилась другая: в городе разразился мор. Неведомая болезнь стала косить ослабевших людей, точно траву. Стенанья и стоны не стихали на улицах несчастного города. Но этого мало: не зря говорят: пришла беда — отворяй ворота. Соседние князья, прежде боявшиеся непобедимой рати доблестного Мелхидора, теперь решились пойти на него войной. Воистину, ослабленный несчастьем противник — лёгкая добыча трусливых! Но добрые люди предупредили князя о коварных планах соседей. Все мужи Грозной пади, которые только в силах были держаться на ногах, взялись за оружие и приготовились защищать стены родного города. А на дозорную башню древнего замка поднялась, вся в слезах, единственная дочь Мелхидора златовласая Зелерина. Она нежно прижимала к груди сизого голубя с парчовым мешочком на шее. Прекрасная княжна оглядела с дозорной площадки свой страждущий город, обернулась к востоку, простёрла руки к синему небу — и выпустила на волю верную птицу, никогда не забывающую пути к родимому дому. Голубь полетел к наречённому жениху Зелерины молодому князю Олдану с призывом последней надежды. Отважный Олдан не замедлил выступить в путь. Солнце зашло и встало только три раза — а славная дружина его уже подъезжала на добрых конях к предгорьям Грозной гряды. Он собирался доехать до перевала и разбить там лагерь. Другого пути через горы к городу его наречённой не существовало, и только тот, кому надоела жизнь, стал бы нападать на отряд бесстрашного князя, укрепившийся в неприступной седловине горного перевала. И всё закончилось бы хорошо, сумей он доехать туда… Но он не доехал…